Время для жизни [СИ] - taramans

— Ну… так пришел-то я все же к тебе… разве нет? — он лежал, уткнувшись лицом в подушку, и тоже никак не мог восстановить дыхание.

«Нет… так — тоже не дело! У тебя крышу рвет от одной дамочки, а эта женщина… почему должна страдать?».

Покряхтывая как старик, Иван поднялся на руках, и оглядел Веру. Она даже не думала скрывать свое голое тело, лежала раскинувшись, и закрыв глаза. Только, в пику ее словам, на губах ее блуждала довольная улыбка.

— Погоди… дай я разомну тебе немного ножки… вот и животик… тоже…, - он стал поглаживать ее, стараясь хоть чуть изобразить что-то похожее на массаж.

— Еще… еще, сделай вот так… да, да… приятно… а-а-а-х-х-х…

Вот этот «ах» — снова накрыл Ивана с головой. Замычав, он еще чуть раздвинул Вере ножки и опустился меж них лицом.

— Ты что… ты что, сдурел? Ай… Ваня… что ты… что ты делаешь… а-а-а-а-х-х-х…

Потом он приподнял и закинул ее ноги себе на плечи, для удобства доступа… ага.

Вера мычала, закрыв себе рот обеими руками. Ее тело изгибалось на матрасе, она то прижималась к нему, то отодвигалась и ерзала бедрами по сторонам. Потом — резко стиснула его голову ногами и напряженно выгнувшись, замерла. Не слышно было даже дыхания. Через несколько мгновений она с всхлипом втянула в себя воздух, и ее грудь заходила ходуном.

А с Ивана как волна схлынула. Стало легко по всему телу. Только в голове слышался какой-то комариный звон. Он подтянулся на дрожащих руках по матрасу вверх, к Вериному лицу, и очень нежно поцеловал ее в губы. Она молчала.

Он уже стал дремать, обнимая ее, когда она вдруг рывком повернулась к нему:

— Ты что же творишь, засранец этакий! Ты зачем же так делаешь, а? — потом обхватила его руками за шею, и уткнувшись носом ему в плечо, разревелась.

«О как! А что не так-то?». Мысли в голове ворочались нехотя, как в мёде.

«Мед в голове! — откуда это?».

— Вер! Ну ты чего, а? Ну… ну что ты, милая… я… я обидел тебя чем? Зачем ты плачешь? — вот как ее успокаивать, и самое главное — отчего успокаивать?

Постепенно Вера успокоилась, и пошмыгивая носом, обиженно выговаривала Косову:

— Ты, Ваня — как есть балбес! Ну вот что ты делаешь, а? Ну… ладно… я — такая вот… и мужики у меня были… ну — кроме тебя и Андрея… да — еще и Василия. А сейчас я что делать буду? Ну кто вот так меня… приласкает, а? Это же… как забыть-то такое? Сволочь ты, Ванька!

— Ну я же здесь, с тобой! Разве же тебе плохо? — Иван прижимал женщину к себе, поглаживал ее по спине, спускался руками к попе и потискивал ягодицы.

— Ну… ты же все равно… уедешь… вон — осенью тебя Петровна выселять будет… уже сказала. А я как тогда?

— Ну… как минимум еще год я никуда не уеду. А Петровна… да пошла она… я уже нашел себе место для жизни. И еще — что же мы встретиться не сможем, что ли? Ну… если захочешь, конечно… Ну — ведь найдем, где встретиться, правда ведь?

— Ох, Ванька… Ну вот зачем ты вообще сюда приехал, а? Ну — жила же я как-то до этого… без этого всего… а сейчас как? Попробовав-то?

— Девонька-кисонька! Я тебе обещаю, пока я здесь, в Никольске, я всегда буду хотеть тебя… И, в общем… мне с тобой очень хорошо!

Иван снова стал целовать Веру. Лицо, шею, плечи… опускаясь все ниже и ниже…

Когда Вера, чуть пошатываясь и с шалой улыбкой на губах, ушла, Иван задумался.

«А вот повезло же тебе, сраный попаданец, что подвернулась тебе такая женщина! Если бы не Вера — чтобы ты делал, с юношеской гиперсексуальностью и опытом зрелого мужика конца двадцатого века? Благодарен я ей? Безусловно! Надо ей подарок какой-то сделать… Вот только вдвоем подумать, как «залегендировать» этот подарок. Кто-то может сказать — она блудница, и, в общем-то, будет прав. Только я так говорить не буду, ибо — «кто без греха, тот пусть первым бросит в нее камень!». Но это буду не я, это — точно!».

После ухода Веры, он навел порядок в комнате, проветрил ее. А то запах стоял такой… определенно возбуждающий.

Выйдя во двор, посидел, блаженно расслабившись и лениво покуривая, почувствовал голод. Этот «не дядька» быстро и уверенно набирал обороты и заявлял о себе со все большей силой.

«Так… а моя ответственная квартиро-сдатчица оставила ли мне что-нибудь, или по своей склочности упылила на рынок, позабыв про меня?».

Но нет… Зря он наговаривал на Петровну. Как всегда, на столе в сенях ее половины, стояла крынка с молоком, в плетеной корзинке, накрытой полотенцем, подсыхал изрядный ломоть ноздреватого хлеба, а рядом лежали пара вареных яиц, кусок сала и луковица.

«Ну что ж… маловато, конечно, но — сойдет! Все-таки надо выбраться в город, зайти в какую-нибудь столовку. Жуть как хочется горячего и жидкого! Супца бы какого-нибудь, а лучше — борщеца! Да с изрядным ломтем мяска на кости! Интересно, а как сама Петровна обходится все время в сухомятку? Или она днем где-нибудь перехватывает?».

Столовка — это, конечно, здорово! Но умяв все припасенное для него хозяйкой, Ивана неудержимо потянуло в сон. Ну да, ночью толком не спал — все какое-то… этакое снилось, потом — интенсивные физические упражнения, а потом — и сексуальные, не менее интенсивные! А сейчас-то — брюшко полное, тепло от него по телу расходится и клонит, клонит на подушку!

«Так, ладно… Пару часов — посплю, голова лучше работать будет!».

Парой часов — не обошлось, Иван продрых аж до шести часов вечера! Даже стыдно стало — а как там Вера, после таких-то кувырканий, да возня по дому и с ребятишками?

За стеной иногда слышалось постукивание, да побрякивание, из чего он сделал вывод, что Петровна — уже дома.

«Ладно, умыться, поужинать и садиться за тетрадку, кропать вирши. Чужие, конечно! А как иначе прожить попаданцу! Все-таки для всегдашней русской интеллигенции — «ворюги милее, чем кровопийцы». Вот и будем — те, кто «милее»!».

Постучав к хозяйке, Иван поздоровался.

— Ну, хоть сегодня вовремя пришел! — Петровна опять чем-то недовольна.

За ужином он обрадовал ее тем, что директор, после